Почему новый Верховный cуд становится консервативнее

Фото: ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА

Судей, рассматривающих экономические споры, теперь подбирают по более строгим правилам: никакой публичности, полная стерильность биографии. Таков порядок, возникший после слияния Верховного и Высшего арбитражного судов. К чему это может привести и почему процесс назначения судей идет со скрипом?

Верховный суд в обновленном формате – после того как к нему был присоединен Высший арбитражный суд (ВАС) – действует уже третий месяц, однако до сих пор в нем остается много вакантных судейских ставок. Предполагалось, что все кадровые вопросы будут закрыты в период работы Специальной квалификационной коллегии судей (СККС), которая создавалась на переходный период. Когда СККС прекратила работу, из 170 вакантных ставок судей Верховного суда были заполнены только 92. Эстафета утверждения судей перешла к Высшей квалификационной коллегии судей (ВККС). Однако уже прошло несколько заседаний, но кардинально в этом деле не продвинулись. В ближайшее время число действующих судей в высшей судебной инстанции вряд ли превысит сотню.

Если изучить новые принципы отбора судей, можно дать прогноз о том, как будет строиться теперь взаимодействие бизнеса и высшей судебной инстанции и насколько это будет отличаться от прошлой практики Высшего арбитражного суда.

Подбор кадров в судах общей юрисдикции и арбитраже велся по‑разному. В судах общей юрисдикции помимо единых формальных требований – наличия стажа, квалификации, отсутствия судимостей – в первую очередь оценивались профессиональный опыт и репутация в судебной системе. Там никогда не приветствовалась повышенная публичность, которая часто сопутствует научной работе. Научные заслуги рассматривались лишь как хорошее дополнение, но никогда не выступали как важный аргумент в пользу кандидата.

Иная традиция сложилась в арбитражной системе: там делалась ставка на научные кадры, а публичность была фирменным стилем. И необязательно было проходить всю карьерную лестницу снизу, чтобы стать судьей высшего звена. Сам председатель ВАС Антон Иванов был примером этого альтернативного подхода.

У каждого из этих подходов есть свои сильные и слабые стороны. Но сейчас уже понятно, что отбор кадров в высшую судебную инстанцию будет основываться на более консервативной практике, свойственной системе судов общей юрисдикции. В процессе переназначения судей оказалось, что не все будут работать в новых условиях. И главным критерием теперь становится, похоже, «стерильность» биографии, отсутствие малейших подозрений в необъективности и ангажированности.

Отказ получают не только кандидаты, имеющие хоть незначительные, но все‑таки оговоренные формально недостатки (работа близких родственников в юридической сфере, достижение предельного возраста), но и те, кто подходил по всем параметрам. Почти два десятка кандидатов, прошедших фильтр СККС, были отклонены на стадии последующего согласования.

Далеко не всегда отказ в такой ситуации содержит мотивировку. Не оглашаются эти мотивировки и теперь. Однако по составу принимаемых и отклоняемых кандидатов видно, что приоритет отдается людям, у которых отсутствует стремление к публичности, причем не делается различий по содержанию этой публичности. Очевидно, дело в том, что очень сложно провести грань между недопустимым для судьи публичным выражением своей активной гражданской позиции и формально разрешенной научной деятельностью. Грань слишком тонкая, и уже давно сформировалось общее правило – судьи по возможности ограничиваются официальными мероприятиями. Конечно, это несет свои издержки и делает научную жизнь судьи не такой насыщенной, но при этом снижается риск обвинений в необъективности. Это обедняет научную жизнь самих судей, но делает работу судебной системы внешне более убедительной.

До недавнего времени в арбитражной системе был популярен альтернативный подход. Делалась ставка на открытость судей и работников аппарата и готовность к публичной дискуссии. Несмотря на успешность такого шага, в рамках новой структуры подходы оказались несовместимы. «Стерильная» биография, ставшая трендом в системе общей юрисдикции, предполагает отсутствие публичности.

Это, безусловно, скажется на работе высшей судебной инстанции. Практика работы Высшего арбитражного суда предполагала достаточно тесный контакт с основными заинтересованными участниками. В ходе такого диалога вырабатывались правовые позиции. Причем это был не только научный диалог, но и рабочие встречи сотрудников аппарата и судей ВАС с органами исполнительной власти и бизнес-объединениями. Возможно, такой подход позволяет держать руку на пульсе и выдавать наиболее точные разъяснения. Но при этом появляются и поводы для обвинения в ангажированности – вне зависимости от объективности самого судебного решения.

Так, например, судья ВАС Оксана Гвоздилина в 2013 году и ранее охотно принимала участие в мероприятиях Федеральной антимонопольной службы и с трибуны открыто выступала в поддержку ФАС. При этом Гвоздилина специализировалась именно на рассмотрении жалоб на действия налоговых и антимонопольных органов. Это стало поводом для подозрений в отсутствии объективности и беспристрастности судьи.

Поскольку каких‑либо претензий к Гвоздилиной в период ее работы в ВАС не было, можно сделать вывод о том, что подобное поведение рассматривалось в арбитражной системе как допустимое. Но в новом Верховном суде подобная публичность могла стать негативной характеристикой и одной из причин, по которой кандидатура Гвоздилиной пока не получила одобрения. ВККС еще предстоит ответить на прозвучавшие обвинения, и, скорее всего, выбор будет не в пользу сторонников тесного контакта суда с потенциальными участниками судебных разбирательств.

Можно сделать прогноз, что Экономическая коллегия нового Верховного суда будет не столь активным органом, каким был ВАС. Вероятно, высокий уровень профессионализма сохранится, но публичность снизится, а основная борьба за правоприменение и выработку правовых позиций по арбитражным делам будет смещена на уровень регионов.