«Мы двигались, как по минному полю»
«Мы двигались, как по минному полю»
«Почему государство должно продавать газеты?»
Для меня перестройка началась неожиданно и закончилась непредсказуемо. В 1985 году в должности начальника отдела Госкомтруда СССР я попал в команду, которая готовила постановление ЦК КПСС и Совмина СССР о свободной трудовой деятельности. Это было самое первое реальное решение о раскрепощении людей, желающих работать. Команду возглавлял Юрий Баталин, входили в нее будущий министр РФ, а тогда помощник Геннадий Меликьян, я и еще двое-трое людей.
Сначала мы подготовили проект «широкого предпринимательского и кооперативного движения». Предлагалось разрешить свободно не только производить товары и услуги, но и продавать результаты своего труда на рынке. Воодушевленный Юрий Петрович ушел с этим докладом на Политбюро, а вернулся ни живой ни мертвый. Надо все переделать.
Устроили мозговой штурм. Придумали: чтобы предпринимательское движение широко развивалось, оно не только должно называться партийно приемлемым термином, но и декларировать его нужно для применения в очень узком, социально приемлемом и неопасном слое. И назвали его «индивидуальная трудовая деятельность».
Обосновывали мы так: зачем государственные служащие разносят письма на почте? Ведь полно старшеклассников, студентов, домохозяек, пенсионеров и безработных. А почему государство должно продавать газеты? Пусть кооперативы продают газеты! У нас полно женщин без работы, особенно в Средней Азии. Можно они дома чулки и шапочки будут шить? А можно пенсионеры в своих дачных хозяйствах вырастят урожай и сами его легально продадут?
Второй раз Баталину опять крепко «набили лицо», но уже без обвинений в «непонимании смысла социализма». Поручили идею трудовой деятельности развернуть и как следует отработать. Так в ноябре 1986 появился закон «Об индивидуальной трудовой деятельности», с которого и началось реальное движение по перестройке. И только в 1988 году это удалось развить в полноценный закон «О кооперации».
На деле никто не знал, что такое перестройка и как ее делать. Никакого общего плана не было. Больше всего дискуссии шли вокруг вопроса, с чего начинать.
Например, академик Абел Аганбегян говорил: надо начинать с создания оптового рынка. Пусть заводы сами продают свою продукцию, а не Госснаб. Но это означает, что завод по производству металла может продать металл тому, кому посчитает нужным. А другие заводы, покупавшие у него эту продукцию прежде, остановятся. Без работы окажутся сотни тысяч человек.
Другие говорили: надо дать свободу предприятиям, пусть производят, что хотят. Мы спрашиваем: если завод, у которого больше тысячи наименований медикаментов, скажет: заряжу‑ка я один пирамидон, — что будет с лекарствами в стране?
Третьи настаивали, что единственно эффективным собственником может быть частник, а не государство. Нужно все — заводы, землю, жилье — срочно приватизировать, а для начала срочно сдать в аренду трудовым коллективам.
Мы двигались, как по минному полю: давайте дадим предприятиям, кооперативам, предпринимателям свободу хотя бы по зарабатыванию валюты? После длительных дискуссий с Политбюро Совмин выпустил постановление о либерализации торговли валютой. Но еще год спустя в тюрьму за фарцовку попадали люди, пойманные до выхода закона, потому что он обратной силы не имел, а объявить амнистию вместе с решением о либерализации не удалось.
«Резкая ликвидация аппарата»
Нередко просто не могли найти концов, кто какие принимает решения. Вроде бы пишешь в законе все правильно, как оно должно быть, а государственный аппарат действует с точностью до наоборот. Министры думают, что перестройка в том, чтобы власть перешла от Госплана и Госснаба к ним в отрасль, Совмины всех республик хотят и требуют передачи власти из центра в республику, города требуют передачи власти им… Каждый при этом искренне убежден, что именно в этом и суть перестройки.
В общем, единственный способ проведения реформ при сохранении их смысла был — резкая ликвидация многозвенного госаппарата. У Сталина этот вопрос решался методом физического отстрела, а мы решали его методом сокращений. Только за год моей работы в должности вышло 129 постановлений по реорганизации госаппарата. Понятно, что ряд решений были ошибочными, постановления нередко противоречили друг другу. Но времени на юстировку не было. Скорость перестройки экономики явно отставала от потребности времени.
«Открыто за деньги помогают не платить в казну»
В начале 1988 года Совмину удалось пробить через Политбюро идею: отправить работников достаточно высокого уровня в разные страны для изучения налоговых систем, чтобы понять, как они работают в разных условиях. Ведь в реальности мы даже не знали, как сформировать налоговую систему, так как в СССР ее фактически не было. Все финансовые ресурсы расписывались на уровне Госплана и Минфина.
Поездки в капстраны быстро разобрали «по чинам». Я тогда уже по рангу был приравнен к первому замминистра, поэтому поехал на месяц в Канаду. Там в первый раз натолкнулся на аудитора.
Диалог у нас был примерно такой:
— Объясни, кто ты — бухгалтер? Ты должен посчитать, сколько твой клиент должен заплатить государству?
— Нет. Для этого у клиента есть свой бухгалтер. Моя задача — найти лазейки в законодательстве, чтобы он поменьше заплатил государству. Часть экономии он выплатит мне.
Но это же означает, что в государстве легально существуют организации, которые открыто за деньги помогают налогоплательщику не платить в казну? А государство верит заключению аудитора, хотя знает, что он «в доле»? «Ну да, все точно». Такого же не может быть! А аудитор никак не может понять, что мне непонятно. Сначала я думал, может, перевод плохой. Но после третьей встречи уже стал что‑то понимать и развлекался, представляя лица партийного начальства во время моего доклада. Так мы начинали понимать реальные, а не газетные механизмы рыночной экономики.
«Крепко обидели Григория»
В это время у нас работал Григорий Явлинский. Грише по рангу никакой капстраны не досталось — его отправили в Польшу. А в Польше был Лешек Бальцерович с программой «шоковой терапии за сто дней». Гриша вернулся и сказал, что никакого отчета писать не будет, а сразу напишет программу.
С его программой, которая называлась «400 дней», мы ознакомились на очередной субботней встрече министров и Рыжкова. Там было написано: день первый — закон такой‑то, день второй — другой закон. Прочитали — и тишина. Потом кто‑то говорит: это же не программа, это расписание поездов. Ты скажи, что должно быть в законе о земле? Потому что никто не знает, как ее делить. Помимо исторически изменяющихся границ существует проблема качества земли. Тайгу и тундру тоже делим? Что делать с месторождениями под землей? А как делить жилье будем?
В общем, забраковали программу и, как потом поняли, крепко обидели Григория.
В это время Ельцин выиграл выборы президента и начал формировать первое российское правительство. Баллотироваться в премьеры решил Владимир Бочаров, бывший директор бутовского кирпичного завода. И вдруг на Верховном Совете он выступает с абсолютно адекватной ожиданиям чуда программой: через 400 дней он перевернет страну!
Ельцин и его советники поняли, что человек, который производил кирпичи, не мог написать эту программу. Кто писал? Так Явлинского пригласили заместителем председателя Совета Министров России. Но поскольку с программой «400 дней» выступал Бочаров, то новую программу растянули на 500 дней — и теперь уже именно эту программу как официальную от РСФСР вносит Ельцин.
«Нам нужно уйти и не мешать»
В команде, готовящей программу для Ельцина, вообще никто и никогда не работал ни в промышленности, ни в сельском хозяйстве, ни тем более в государственном управлении. В основном молодые, симпатичные, самоуверенные младшие научные сотрудники и журналисты с фанатической уверенностью и большевистской прямотой говорят председателю Госплана, министру финансов, проработавшим в этих учреждениях по 20–25 лет, что те слишком консервативны и ничего не понимают. Им нужно уйти и не мешать. «Реформаторы» сами все сделают за 500 дней, а если не получится, то сами добровольно уйдут в отставку.
Мы отвечаем, что не можем отдать страну и 245 млн человек в руки авантюристов, не имеющих ни знаний, ни опыта, ни понимания, как функционирует государство. Выяснилось, что никто из них не видел ни разу в жизни ни госбюджет, ни тем более межотраслевой баланс Госплана. Вот в таких условиях вырабатывались идеи и шаги перестройки.
Две группы разработчиков — одна во главе с Абалкиным, другая во главе с Явлинским — собирались за столом переговоров у президента Горбачева и по десять часов в день вели споры, уговаривая президента принять хоть какое‑то решение. Наконец Горбачев и Ельцин договорились создать компромиссную программу. Компромиссную программу поручили написать двум академикам — Аганбегяну и Шаталину. Но и им не удалось совместить несовмещаемое. Продолжили ругаться, пока Николая Рыжкова, председателя Совета Министров, не свалил инфаркт. Он в больнице написал заявление об отставке.
«Общество требовало — либо за белых, либо за красных»
Шло деление общества на своих и чужих. Те, кто пытался обойтись без этого деления и заниматься созиданием, оказались никому не нужны. И когда советское правительство было выкинуто, СССР развалился на раз-два-три. Через три месяца мучительных переживаний и размышления я решил заняться частным бизнесом.
Теперь у меня очень двойственное отношение к прошлому. С одной стороны, если бы все пошло по нашему плану, я сейчас жил бы в советской стране и наверняка был бы пенсионером союзного значения. Однако все повернулось иначе. Я живу в совершенно другой стране, Российской Федерации, почти все бывшие союзные республики и социалистические страны образуют вокруг моей страны недружелюбный, если не сказать больше, санитарный кордон. Мир на пороге новой холодной войны, гораздо более суровой, чем в мое время. Лично я богатый и успешный предприниматель, а в душе у меня осень.
