Почему экономические ведомства все понимают, но молчат

Фото: Михаил Метцель/ТАСС

Российские чиновники не хотят приносить начальству плохие вести, а лишь докладывают о достижениях. Яркий пример – инфляционное таргетирование, об успешном внедрении которого в скором времени, видимо, объявит ЦБ. Отчет прозвучит, а вот в реальной жизни мало что изменится.

Когда заходит речь об анализе решений российских властей, мне часто задают вопрос: «Неужели они – представители власти – ничего не понимают? Это же всем очевидно!» В зависимости от ситуации ответы бывают разные. Приведу несколько примеров.

Случай первый. От оценки состояния экономики и ее перспектив сегодня зависят решения десятков и сотен тысяч бизнесменов, которые понимают, что развивать свой бизнес имеет смысл только в том случае, если экономика будет расти. Специалисты «прогнозного блока» Минэкономразвития дают едва ли не самые точные оперативные оценки состояния экономики. Но в деле прогнозов они часто выступают слишком оптимистически, чему я вижу два объяснения – политическое давление, которое не поощряет никого выступать в роли гонца, приносящего плохие вести, и «госплановское» наследие, в силу которого все надежды на улучшение ситуации опираются на веру.

Случай второй. Нынешний министр экономики Алексей Улюкаев обладает уникальным опытом, и его анализ многих проблем заслуживает аплодисментов. Но не оставляет ощущение, что он многого не договаривает – не говорит, почему эти проблемы не решаются. А причиной большинства из них является отсутствие защиты прав собственности, которая требует независимого суда, верховенства права и политической конкуренции. Но об этом молчат и Улюкаев, и другие члены правительства. Молчат, потому что еще лучше понимают: первое лицо этого слышать не хочет.

Случай третий – ситуация с конфискацией пенсионных накоплений, которую я подробно разбирал в «Ведомостях». Главным итогом деятельности социального блока и президента стало разрушение работающих институтов и механизмов. Механизмов, на которых держится работоспособность финансовой системы страны, обеспечивающей переток финансовых ресурсов между секторами и отбор наиболее экономически эффективных проектов. Сказать, что это сделано осознанно, я не могу. Скорее всего, люди, предлагавшие и принимавшие это решение, просто не обладают достаточным кругозором и умением мыслить стратегически.

Но очень часто представителям нашей экономической власти приходится решать задачи, не имеющие рационального решения в пределах их компетенции. А в такой ситуации – особенно когда вышестоящие начальники требуют принять решение – вероятность ошибки резко возрастает. Наглядным примером этому может служить парадигма «инфляционного таргетирования», которую в последние годы эксплуатирует Банк России. Недавно председатель ЦБ Эльвира Набиуллина подтвердила, что ЦБ планирует завершить переход к режиму инфляционного таргетирования, так как это создаст условия для снижения долгосрочных процентных ставок (сама такая постановка неверна: для снижения процентных ставок нужно подавить инфляцию, а таргетировать можно и 10-процентную и даже 20-процентную инфляцию).

Концепция инфляционного таргетирования вошла в лексикон центральных банкиров относительно недавно. Идея такова: Центральный банк объявляет свою цель по уровню инфляции и обещает обществу, что все его действия будут направлены на достижение этой цели.

Почему эта концепция неприменима в России?

Во-первых, озабоченность общества и политиков темпом роста цен в стране не так уж велика. Да, рост цен не нравится никому, но инфляция не выводит людей на улицы, а политики не готовы ничем жертвовать ради снижения темпа роста цен. Да и Минфин, который при Владимире Путине сильно набрал вес, по факту не заинтересован в снижении инфляции: чем медленнее растут цены, тем меньше объем собираемых в стране налогов. И наоборот.

Во-вторых, концепция инфляционного таргетирования – это новый инструмент в реализации денежной политики, и, прежде чем начать использовать его, центральные банки в развитых странах хорошо освоили другие инструменты, появившиеся на более ранних стадиях: количественное регулирование денежного предложения и следующее за ним управление спросом на резервные деньги через изменение процентных ставок. И тот и другой инструмент пока не освоены в достаточной мере Банком России. На протяжении долгих лет основным каналом управления денежным предложением для Банка России была покупка/продажа иностранной валюты, где он, как правило, выступал не в качестве инициатора сделок, а в качестве стороны, реагирующей на действия банков и компаний: продают они валюту – Банк России выпускает рубли, покупают – изымает. Отказаться же от валютных интервенций, как мы сейчас хорошо видим, Центробанк пока не в состоянии.

В-третьих, природа инфляции в России такова, что в одиночку Банк России не может с ней справиться. Сильнейшим фактором, раскручивающим инфляцию в нашей стране, является ежегодная индексация цен и тарифов для естественных монополий. Которая к тому же долгие годы была опережающей – выше общего темпа роста розничных цен. По оценкам различных экспертов, на долю этого фактора приходилось 20–40% роста цен в стране. Не менее значимым инфляционным фактором были мировые цены на продовольствие: в России доля продуктов питания в потребительской корзине очень велика (около 40%), точно так же, как велика степень открытости российского рынка продовольствия. Причем открытости в обе стороны. Россия, например, является экспортером зерна, и плохой урожай в мире ведет к росту мировых цен, росту экспорта зерна из России и росту цен внутри страны. Одновременно Россия является крупным импортером молока, растительного масла, сахара, мяса, и все скачки мировых цен на эти продукты с небольшим лагом (один-два месяца) приходят в нашу страну.

Центральному банку, прежде чем объявлять о переходе к инфляционному таргетированию, было бы неплохо определиться с тем, какую именно инфляцию он собирается регулировать – потребительскую, базовую, сезонно сглаженную, монетарную, и сообщить об этом обществу, заодно проинформировав его, как такая инфляция считается. Сделать это можно, хотя покопаться нужно прилично.

В итоге Центральный банк, во-первых, не определив, какую инфляцию он собирается таргетировать, во-вторых, не поняв, каким образом устанавливать и достигать ориентиры по изменению денежного предложения, в-третьих, не создав работающего механизма воздействия изменения процентных ставок на экономику, заявляет, что переход к инфляционному таргетированию будет вот-вот завершен. Отчитываться в нашей стране умеет каждый. Поэтому, не сомневаюсь, вскоре мы узнаем, что этот переход свершился, только вот в реальной жизни это мало на что повлияет.

За исключением того, что в рамках инфляционного таргетирования Банк России этим летом – в самый неподходящий момент, когда введение финансовых санкций против российских госбанков и госкомпаний практически закрыло для всего российского корпоративного сектора доступ к рынкам капитала и тем самым усилило отток капитала из России, – отказался объявлять какие-либо цели по курсовой политике, чем внес свой вклад в ускоренное падение рубля, которое мы все наблюдаем. Потому что фразу о том, что валютные интервенции с начала будущего года Банк России проводить не намерен, прочитали все, а на то, что он будет их проводить в ситуациях, угрожающих финансовой стабильности, внимания не обратил никто.

Но, может, в этом и состоит цель Центробанка – говорить умные слова, чтобы все мы чувствовали себя идиотами и не задавали простые, но очень важные для всех вопросы: что будет с инфляцией, что будет с процентными ставками, что будет с рублем?